Еще кусок той же истории, что и вот тут:
www.diary.ru/~firnwen/p108805547.htm - но несколькими сутками раньше.
читать дальше
– Я с вами.
Мач оглянулся – оказалось, голос подал молчавший до поры хмурый "найденыш".
– Ловчей будет.
– Это чем же? – внезапно ощетинился Джон. – Замки с колодок сбивать и я могу не хуже всяких битых.
Мач густо покраснел, понял – сейчас начнется. Джон смотрел, набычась – ждал, что рыжий ответит; а тот отдышался сперва, как после хорошего удара, а потом заговорил медленно и зло.
– Как меня били, верзила, ты не видал, так и не замай. Вы туда оба два пойдете, да в ночь... не смотри так, раньше вечера до города не дойти, а завтра как бы уже не с виселицы снимать.
– Не каркай, ты! – тяжело уронил Джон.
Виль выждал пару вдохов – не скажет ли гигант еще чего, но тот больше ничего не сказал.
– Сталбыть, выбираться из города поутру, – продолжил рыжий. – И быстро. А ну как повозка занадобится? Его там, чай, не пирогами потчуют... сталбыть, с повозкой вас кому-то ждать надобно. Или верхами... да вы хоть умеете кто?
Джон мрачно проворчал что-то невнятное, верхом ездить он не умел. Да и не всякая лошадь такого снесет... Зато впервые за этот спор заговорил Гилберт:
– Я умею, а больше никто... по крайней мере, из тех, кто сейчас тут. Но мне в город соваться – всех с головой выдать, запалился я там давеча... – стрелок тяжело вздохнул.
Рыжий усмехнулся и обвел ватажников очередным хмурым взглядом.
– По всему выходит, что надобно мне с вами, – проговорил он наконец. – Верхами я до города раньше вас доберусь, успею повозку до ночи сторговать, и ждать буду. Меня в вашем Ноттингеме еще никто не знает, не с чего.
– Так не торговый же день, – удивился Мач, на минуту позабыв даже, о чем спор.
Рыжий прищурился и усмехнулся.
– Кому не торговый, а кому и без разницы. Не сторгую, так выпрошу, а то украду. А то вы не красть телегу собирались?
Джон снова набычился, катая на скулах желваки. Потом вздохнул, чуть развел руками и наконец утвердил огромные ладони на коленях.
– Так мы по темноте наружу-то выйдем, – буркнул он. – Ты углядишь хоть?
Виль усмехнулся снова. Можно было спорить на что угодно: не будь дело на редкость серьезным, он бы и заржал в голос.
– Тебя, лохматый, – Виль все еще избегал называть противника по имени, – я на всю эту жизнь запомнил. А вот его, – кивнул на Мельничонка, – и на жизнь вечную. И впотьмах узнаю, не боись.