Написано для WTF Tolkien Team 2017. Мини, джен, трудоголизм, намек на хроноложество; упоминание эротики как явления, а также отдельных частей тела; вольное обращение с общественным и личным мнением о некоторых исторических деятелях Второй и Третьей эпох.
Краткое содержание: студенты Минас-Тиритского университета готовятся к зачету
ПримечанияПримечания:
1) тронное имя 18-го короля Нуменора — Ар-Зимратон / Тар-Хостамир — переводится как «собиратель драгоценных камней»; 2) 17-й король Нуменора, Ар-Адунахор, запретил использование и изучение эльфийских языков; 3) наместник Гондора Турин II выплатил большую виру золотом королю Рохана Фолквине за гибель его сыновей Фолкреда и Фастреда в войне против харадрим; 4) текст имеет отдаленное отношение к заявке "Какой-нибудь каноничный эльфийский гет. Рейтинг не обязательно чтоб уж прям НЦ-21, но непременно с упоминанием виа и пункэ, так вроде по-эльфийски сии органы называются". Впрочем, наиболее близкие по смыслу слова в квэнийских словарях - vie и wenette (и это не столько физические органы, сколько мужественность и женственность как качества природы
).Две головы, соломенно-золотистая и темно-русая, склонились над толстенным фолиантом, раскрытым почти на последних страницах. Собственно повествование закончилось почти на тетрадь раньше, и теперь внимание студентов было явственно приковано к иллюстрации (на развороте слева) и пояснениям к ней (на развороте справа). Пояснения — в лучшем стиле словарей эпохи Ар-Зимратона — переписчик начертал довольно крупно, тщательно прорисовал буквицы в начале каждого абзаца и даже не поленился расписать их золотой и зеленой красками. Но юношей намного больше интересовала левая страница — детальное изображение «первой супружеской ночи принцессы Лютиэн», как гласила подпись.
— Если, конечно, ты эту подпись правильно перевел, — проворчал русоволосый, шаря по своей стороне стола в поисках лупы.
читать дальше
Его соломенноголовый товарищ, уроженец Западной Марки, только усмехнулся. В точности своего перевода он был уверен куда более, чем в успехе чьих угодно поисков чего бы то ни было на этом столе. Даже если бы искать нужно было, скажем, парадное седло, и не вслепую. Что там переводить-то — полторы строчки, причем половина — имена изображенных, и даже еще не в поздненуменорском переводе! То ли дело термины над указующими нужные части рисунка стрелочками, рисунок отнюдь не украсившие, но, вероятно, совершенно необходимые с точки зрения переписчика или иллюстратора.
— Ее неправильно перевести нужно еще постараться, — хмыкнул студент. — Это тебе, друг Белегунд, не via и punce на гравюрах искать, будь они хоть золотом подкрашены.
Русоволосого, надо отдать ему должное, ехидное замечание почти не вогнало в краску, только скулы слегка порозовели. Он действительно слыл среди однокурсников большим любителем старинной эротики, но, в отличие от них, не считал свое пристрастие чем-то из ряда вон выходящим. Конечно, настоящую эротическую гравюру времен «до Ар-Адунахора» сейчас найти почти невозможно, тем более на любой из эльфийских сюжетов — свод законов того самого Ар-Адунахора прошелся по всему, что было связано с эльфами, весьма жесткой щеткой… но его, говоря откровенно, вполне устроили бы приличного качества копии. А в отдельных случаях — и арнорские вариации на тему (но именно арнорские, поскольку отделившемуся Артедайну было в основном не до эротики, а кардоланские переписчики превращали исходные книги в нечто совершенно неприличное). Гондорские изыски он, как уроженец южного Гондора, в расчет вообще не принимал.
Мечтал он при этом, разумеется, об эльфийских оригиналах. Благо, эльфы вообще не знали такого понятия, как «эротика», и сцену с какой-нибудь купающейся (а следовательно, обнаженной) Идриль никак не выделяли среди сцен с той же Идриль, но всего лишь босой или облаченной в доспехи. Если бы им вообще пришло в голову рисовать купающуюся Идриль…
С легким вздохом сожаления Белегунд отогнал чарующие видения и снова обратился к фолианту.
— А вот золота как раз пожалели, — протянул он спустя несколько мгновений с явной досадой. — Все-таки без лупы не обойтись, вон как мельчит… что он тут, каждую складочку детально прорисовывал, извращенец доисторический?!
— Кто бы говорил! — жизнерадостно заржал второй. — Ищи уже свои стекла, иначе мы с этим безобразием до Второй Музыки возиться будем.
Белегунд послушно выбрался из-за стола и закопался в наваленные вокруг фолианта горы учебного хлама. Отыскать одну-единственную лупу под парой дюжин тетрадей, десятком свитков и просто-таки бесчисленным множеством разнообразных оберток было не проще, чем выиграть Битву Пяти Воинств, и это приводило Белегунда в настроение, весьма далекое от благостного.
— Лучше бы до Второй Музыки, — продолжал ворчать юноша, — а то до пересдачи… потому что на зачет мы вообще прийти не успеем… Вот что ты ржешь, форгойл недоваляный, мог бы, между про… ай! лови его!
Предупреждение безнадежно запоздало. С громким шелестом стопка тетрадей и отдельных листов, увенчанная немытой кружкой, зашаталась и разъехалась, обваливаясь на пол. Кружка описала изящную дугу и завершила полет закономерным «бздынннь!».
— Кого — «его»? — осторожно поинтересовался рохир, когда кружка отзвенела свое.
— А, неважно, — отмахнулся Белегунд, огорченно созерцая осколки — одни в цветочек, другие в грязно-коричневых разводах. — Упала уже. Теод, ты хоть общие контуры скопируй, что ли… калька же на полке лежит, ее и искать не надо…
Следующие полчаса показали, что даже в отношении полок гондорец переоценивал порядок в своей комнате. Пока рохир искал лист кальки подходящего размера и переносил на него основную часть рисунка, над столом, под столом и под стеллажами поочередно раздавались неровный шелест, звяканье, сопение и монотонное ворчание гондорца:
— …а органы могли бы и подкрасить… мало ли, что у короля тронное имя «Жадина»… если не «Скряга»… без пяти минут открытым текстом… все равно на буквицы золото выпрашивали… и ведь выпросили… вот уши-то эльфийские Берену пририсовать не забыли… рауг полосатый, топляк доисторический… возись теперь… и ладно бы стерлось, так ведь и не было… никакой позолоты там не было, куда это годится… виру платить, что ли, этих крох недоставало… а подкрашивать только при Ар-Гимильзоре перестали… если уж берешься подделывать… опознаваемую эпоху… подделывай как следует… а! utuvien'es!
Белегунд выбрался из-под стеллажа, под которым шарил последние десять минут, и исполнил несколько совершенно дикарских движений, потрясая найденной наконец лупой. Рохир следил за ним с интересом, но без удивления: все-таки это был уже четвертый курсовой проект, который они делали вместе, и Теод успел привыкнуть к бурным душевным порывам приятеля. Все равно ведь отучить его от подобных воплей и плясок сложнее, чем заставить запомнить полное родословие роханских правителей.
— Между прочим, — хмыкнул рохир, заканчивая свою часть работы, — при Ар-Зимратоне Берена рисовали уже человеком. Ничего не скажу насчет волосатой груди и… хм… прочего, по части обнаженки у нас ты специалист, но уши уже строго круглые. Берена-нолдо запретил еще Ар-Адунахор вместе с квэнья.
— Ага, а при Тар-Калмакиле подкрасили бы в первую очередь уши и глаза, причем обоим, — Белегунд тщательно и даже с некоторой нежностью счистил со своей добычи присохшую паутину. — И никакого анатомического глоссария не сочиняли бы, не то что буквицы золотом расписывать… на кой им при Тар-Калмакиле квэнийский глоссарий?
Отряхнув колени и еще раз протерев лупу, гондорец снова навис над фолиантом и запыхтел, медленно и тщательно срисовывая предмет своего особого интереса — он же наименее сохранившийся участок изображения. Теод обеими руками придерживал кальку, в остальном стараясь не мешать: в том, что касалось мелкого рисунка, он прекрасно осознавал явное превосходство напарника. Да и помимо этого — интересно же! От искусства Каленардона и Рованиона сопоставимого периода сохранились в основном потертые каменные изваяния, а какая у них детализация, если там и о сохранности-то можно говорить либо условно, либо исключительно бранно…
— Р-реставраторы, — громыхнул над ними приглушенный бас, и оба студента испуганно обернулись. — Ар-р-хеолухи. Вы тут что, чаи гоняете? Может быть, вы тут еще и курите? — голос упал до опасного шепота. — А может быть, вы тут еще и едите?!
Доцент Аратор, преподаватель техники восстановительного копирования, криптокопирования и общей палеографии, в комнату едва вошел, и весь царящий в ней погром созерцал, стоя в шаге от порога. От его цепкого взгляда не укрылись ни россыпи черновиков, ни осколки кружки, ни даже одинокое полотенце, повисшее на оконном шпингалете в разгар поисков лупы. Первым желанием большинства студентов при виде Аратора было сбежать как можно быстрее и дальше, будь ты хоть потомок гондорских Стражей, хоть былинный герой Видугавия, но любой дверной проем доцент перегораживал примерно полностью.
«Зрелый гном в доспехе со щитом: легче перепрыгнуть, чем обойти, » — мелькнуло в голове Белегунда.
— Иди ты с такими гномами в Гундабад, — буркнул Теод, и гондорец понял, что про гнома подумал вслух.
Аратор же, не вслушиваясь в их шепот, продолжал громыхать:
— Подделку вы распознали, это позволяет надеяться, что в ваших головах не только опилки! Но развести в учебной комнате такой свинарник — это преступление! Истинное преступление против науки, против учебного процесса! Второй курс, почти молодые специалисты!..
Доцент патетически понизил голос, и Белегунд невольно съежился, привычно ожидая приговора. По части наказаний за учебные промахи Аратор был чудовищно изобретателен. Собственно, именно эта изобретательность и приносила ему как любовь сотрудников кафедры палеографии, всех без исключения, так и ненависть подавляющего большинства студентов той же кафедры.
— Значит, так.
Аратор внезапно перешел на обычный деловой тон. Теод и Белегунд снова подпрыгнули, совершенно одновременно, как будто их дернули за невидимые веревочки, и так же синхронно повернулись к преподавателю. Аратор несколько секунд молчал, явно любуясь настороженными физиономиями обоих студентов, потом продолжил:
— Можете считать, что зачет по общей палеографии вы заработали. Завтра подойдете ко мне с зачетками. Это действительно подделка, вернее, весьма вольная копия, и действительно времен наместника Турина II. Но свинячить в учебных помещениях — роскошь, непозволительная даже для гения, а вы пока не более чем талантливы. Поэтому на зачет по криптокопированию…
Юноши, успевшие было обрадоваться и почти успевшие расслабиться, вновь подобрались. Не то чтобы они полжизни мечтали попасть под тяжкую лапу доцента Аратора, но раз уж угораздило, нельзя было пропустить ни крупицы. По крайней мере, будет чем пугать первокурсников. Аратор усмехнулся, вполне представляя себе их ход мыслей, и припечатал:
— …принесете летописи Гундабада. О войнах с гномами. Не менее дюжины листов со всем оформлением оригинала.
Если бы на Теода сейчас обрушился ближайший стеллаж со всеми томами, рохир все равно не выглядел бы более несчастным и в буквальном смысле раздавленным. Белегунд, то ли лучше знающий университетские нравы, то ли просто более предприимчивый по натуре, что-то быстро подсчитал на пальцах и вскинулся вслед доценту, уже собравшемуся покинуть «сию юдоль чудовищного свинства»:
— Но они же прое… прискорбно утрачены еще в конце Третьей Эпохи!
Аратор обернулся. На его круглом лице сияла почти совершенно счастливая улыбка.
— Я вам больше скажу, юноша. Их и не было никогда.