- Я мстительная тварь, - говорит он, расплетая косы Дженни. - Дикая мстительная тварь из дикого Шервудского леса.
И улыбается, как умеет - скалится во весь щербатый рот, от уха до уха.
Виль не врет. Он вообще врет редко и мало - зачем бы? Мстит он тоже редко, зато попросту, без всяких там господских вытребенек. Месть - это морду набить, если по маленькой, или нож под ребра, если за что серьезное. А остальное от лукавого, как говорит монах Тук.
- Так что ежели этот хмырь опять руки распустит, - с явным удовольствием заканчивает Виль, - я ему эти руки-то и пооборву. Так отделаю - святой Петр не узнает. Повернись, дай платье расшнурую.
читать дальше
***
- А еще Дженни велела сказать, что тебя знать не знает, и кто ты такой - не ведает, - тараторит кухонный мальчишка, сумевший пробраться из деревни обратно в осажденный замок.
Виль кивает, не меняясь в лице, потом все-таки усмехается. Дженни умная. Мало ли кто кому чего растреплет по деревне, а так - был возчик с дальней переправы, да сплыл. Еще, небось, и жениться обещал, иуда.
- Ты теперь будешь ей мстить? - робко спрашивает девчонка помладше, из тех, что родились и выросли в замке.
Чистенькая, только волосом черна - папаша был норманн, небось. Вот ведь наслушалась невесть чего, думает Виль, всяких бредней заморских. Хотя на его рожу поглядеть - еще и не то примерещится. Объяснить, что ли, не пугать дуру-девку...
- Ей не буду. Она все как надо делает. Если признается, что я к ней шастал, а она не донесла - ее со мной рядом вздернут. А вот если кто на нее донесет - буду.
Через несколько дней, когда заварушка в замке уже закончилась, Виль находит в деревне того самого мальчишку и велит отнести той пуганой девке орехов и наконечник стрелы. Пусть не боится больше. Выдумала же - мстить...
***
- Я, отче, может, и божия тварь, - повторяет Виль, - но мстительная.
Он лежит ничком, как говорит все тот же монах Тук - "пузом книзу, мясом кверху", потому что спина, от души разделанная ноттингемским палачом, заживает медленно и трудно. Вон даже скейтлоковы грабки, тем же палачом оприходованные, уже на место встали, а тут все неладно.
Небо над Шервудом нынче безоблачное, а потому в пещере кроме Скарлета остались только Тук и сэр Ричард Ли, уведенный веселыми стрелками из-под стражи в тот же день, когда громили тюрьму в Ноттингеме. Его не допрашивали, полагая его дело ясным, но возраст и сырость все равно сказали достаточно, чтобы старый рыцарь оправлялся от заточения немногим быстрее разбойника. Сидеть без дела он не привык, и сейчас тоже занят - медленно и осторожно, щадя глаза и руки, правит чей-то меч.
- И кому же ты мстить станешь, добрый йомен? - спрашивает сэр Ли, пережидая, пока уймется боль, скручивающая суставы. - Палача-то лесные братья уже на высший суд отправили.
- Ничего, я найду, - скалится в ответ Виль.
Сэр Ли смотрит на него с интересом и понимает: найдет.
***
За вожака мстит вся стая. Так и у простых волков заведено, и у двуногих. Хорошо бы и теперь так.
Не выйдет только.
Прижавшись спиной к стволу, Виль размеренно поднимает и опускает топор. Быстро, но без лишней суеты. Все ж таки не блох ловить. Ранены уже все, наемников больше, и арбалетчик у них еще один остался. Если до вожака доберутся, мстить за него будет некому.
А вот если Джон вожака вынесет, может, они за остальных и отомстят.
Паскудная мыслишка, но умирать с ней почему-то слаще.