Крепко сложенный и сравнительно с прочими невысокий, он разнился с остальными сыновьями своего отца так, словно и вовсе был другой породы. Если бы только Борхальт, глядя на бледных князей, пользовался одними глазами смертной плоти, он не вдруг уравнял бы их шамана с другими вождями. Да и шаманом не признал бы, говоря по чести. Все они тут... огнеглазые да непростые.
Но Борхальту, прежде младшему князю, а нынче шаману княжьему, было чем посмотреть и поверх простых гляделок. И немало удивлялся Борхальт властным установлениям чужого бледного народа. Со времен самого Бурого Волка помнили смуглые его дети: кого коснулись духи и потребовали себе в службу - тот оставляет прежнее дело и прежнее служение, и жена его может вновь идти замуж, словно вдова, и в кругу воинов его имя называют среди имен павших героев. Кто духами призван, тот мертв для прежней власти и прежней жизни. А у бледных князей огнеглазых не так: вот он стоит - шаман и духовидец, брат владетельного князя и сам князь над своим народом. Стоит, лошадь под уздцы держит, на Борхальта смотрит и усмехается, а огненные крыла за его спиной переливаются всеми оттенками тьмы.
Лошади-то Борхальт и не понравился: стоило ему подойти на лишний шаг, протягивая на ладони горбушку посоленного хлеба (известно - кровную лошадь встречать надо наравне с всадником, потому что лошадь не глупей человека, зато чище, потому что дурости такой, какую люди могут измыслить, ей и представить не суждено), как шарахнулась гнедая, заржала тревожно.
- Да от тебя, никак, волком пахнет, - засмеялся князь-шаман и в единый жест успокоил кобылу. - Тихо, Тьялинке. Это адан. Он не тронет.
- Тьялинке? - удивился Борхальт, да так, что не заметил, как в голос переспросил: в своем племени он лучше многих знал наречие бледных князей. - Игрушечка? Чудное имя для княжьего коня...
Пуще прежнего рассмеялся князь-шаман и ответил, щуря на Борхальта темные глаза:
- В детстве меня так звали. Когда штанов еще не носил да на Песнопевца не откликался.
Опешил Борхальт и не сказал ничего. А что тут скажешь, коли на давнее имя крылья духа князя-шамана полыхнули синевой и золотом, каких в живом мире не бывает. Видать, и правда понимают огнеглазые истинную суть лошадиную, если умеют такие драгоценные имена им давать.
С такими, пожалуй, и о серьезном поговорить можно.